...Когда "вертушки" скрылись из вида в безобразно-грязном небе, Николаев повернулся ко мне:
– Что дальше, Артем? Где обустраиваться будем?
– Обустраиваться?... В аду? Зачем? Чтобы медленно и мучительно подохнуть по очереди в кучах собственного дерьма и кровавой блевотине? Нет!..
– А что ты предлагаешь?
– Ты забыл Афган, Саня? – я подошел к внедорожнику, распахнул дверь, достал из бардачка гранату Ф-1 и показал ее генералу. Тот покачал головой:
– Согласен... Действуй, старина...
Мы крепко обнялись и постояли так пару минут. Потом разомкнули объятия и в последний раз посмотрели вокруг. Николаев покачал головой:
– Страшно...Когда мы с тобой еще учились в училище, я мечтал о том, что буду жить и служить Родине так, чтобы оставить потомкам цветущую и богатую страну... А оставляю сейчас эту мертвую, изнасилованную землю, погруженную в ядерный хаос... Да и не оставляю вовсе... Ибо потомков вокруг нету... Рви!
Мы прижались друг к другу – и я рванул кольцо предохранительной чеки. Взрыва мы не услышали...
***
... Клик – клок – клюк – тинь! Клик – клок – клюк – тинь! Клик – клок – клюк – тинь!.. Тихая музыка капели за окном разбудила меня. Я с трудом открыл глаза и натянул простыню до подбородка: было зябко. Полежав еще минут пять и окончательно проснувшись, я поднялся, надел халат, прошел в комнату матери. Подошел к ее кровати, поправил одеяло и присел на пуфик. Мама открыла глаза и улыбнулась:
– Доброе утро!
– Здравствуй, мама. Как спалось?
– Сегодня уже лучше. Лекарство начало действовать. Наши не звонили?
– Звонили, вчера поздно вечером. Гуляют по Праге, ходят по музеям...
– Вот и хорошо!.. Пусть отдыхают. Тёма, сынок, купи мне сегодня новый обруч для волос, хорошо?
– Хорошо, мама, куплю! Отдыхай...
Я прошел на кухню и поставил чайник на плиту. Десять дней, пока жена, невестки, дети и внуки путешествовали по Чехии, я решил пожить с родителями, так как у мамы разболелось сердце. Пока закипала вода, я вышел на балкон второго этажа и подставил лицо утреннему ветру. И он сразу же игриво защекотал своими студеными струями мою шею и грудь. Я запахнул халат и, потихоньку выкарабкиваясь их цепких лап моего страшного сна, впервые задумался над тем, как далеко, все-таки, отдалилось человечество от своих истинных ценностей. Фешенебельные яхты, престижные автомобили ручной сборки, россыпи бриллиантов, слитки золота, суперсовременные компьютеры, сногсшибательные айфоны – все это, на самом деле, не имеет абсолютно никакой цены; все это ничтожно мелко по сравнению с таким коротким, но таким веским по сути словом – м и р. Он не имеет физической конструкции: его нельзя пощупать руками, как стодолларовую купюру, его нельзя опустить в банкомат, как платиновую карту, его невозможно надеть на запястье, как часы "Ролекс", но при этом м и р просто не имеет цены...
Дождливая ночь медленно сдавала позиции солнечному утру. Подсыхал асфальт; цветущие ветви посаженной перед домом вишни, словно были обильно посыпаны белоснежным попкорном; в воздухе порхали птицы и славно пели свои гимны доброму весеннему утру; робкие лучи медленно заключали город в свои теплые объятия. Было м и р н о! Было х о р о ш о! Из подъезда вышла белокурая девочка лет пяти в легком цветастом сарафане и в розовой акриловой кофточке. В руках она держала большую куклу.
– Эй, кнопка, чего не спишь? Рано еще!
Она подняла на меня взгляд – и я понял, что где-то уже видел это лицо.
– Дядя, я не кнопка! Меня зовут Люся. Люся Николаева!
– Гм... Вот это да!.. Счастья тебе, Люся Николаева... И мирного неба над головой!..