...Я смог найти отцовский дом. Вернее, его обгорелые развалины. А еще нашел три обуглившиеся тени: все, что осталось от отца и двух моих братьев. Не знаю, сколько часов я просидел над останками своих близких: я не мог встать, ибо у меня отнялись ноги. Когда чувствительность понемногу вернулась к ним, я с трудом поднялся, бережно смел пепел в пакетик и уложил в карман. Обратный путь был еще тяжелее: мне казалось, что на груди у меня не невесомый пепел, а пудовая гиря. Я быстро уставал. Каждые минут двадцать мне приходилось останавливаться и отдыхать. Земля была усеяна трупами людей и животных. Но живых вокруг становилось все больше. Они, либо, как призраки проплывали мимо меня, либо рылись на развалинах магазинов, выискивая продукты. Их всех одолевали рвота и понос. Кругом были рвотные и каловые массы наполовину с кровью. Мужчины, женщины и дети без стеснения садились, на глазах у всех испражнялись и тут же продолжали выискивать еду. Некоторые из них, было видно, лишились рассудка: они пели танцевали, показывали гениталии или громко хохотали, склонившись над каким-нибудь трупом...
... Я вернулся в погреб. Мама не спала. Как только я спустился с последней ступеньки, она встрепенулась и спросила:
– Ну как наши-то, сынок?
– Ты знаешь, мама, я их не увидел... – выдавил я, пряча глаза.
– Почему?
– А их эвакуировали. Санитарным самолетом. Но соседка, Полина Львовна, сказала, что они все трое бодрые, веселые были. Только о нас с тобой беспокоились: как мы и где? Я попробовал позвонить, но их телефоны были отключены. А потому по дороге я заскочил в мэрию – там создан штаб МЧС – и написал отцу телефонограмму, что с нами все в порядке. И ему уже наверняка ее передали.
– Ну и слава тебе, Господи... Я хоть успокоилась.... А как там, наверху?
– Все в порядке! Город живет и дышит; народ борется и побеждает!
– Вот и хорошо... Успокоил ты меня...
... На следующий день и меня, и маму мучили тошнота и расстройство желудка. Я не успевал убирать из-под нее кровавый понос, а она не понимала, что с ней происходит и страшно стеснялась. К полудню в погребе стоял ужасный запах кала и рвотных масс. Мне не хватало минеральной воды, чтобы вымывать помещение. И сам с трудом успевал выбегать наверх, чтобы испражниться. Мы выпили с мамой по две упаковки "Лоперамида", но эффекта не было. Мы только раз за весь день смогли перекусить... К вечеру, когда уже нечем было дышать, я обратился к маме:
– Ма, я схожу наверх, куплю дезодорант. Освежим воздух. Ты не против?
– Нет, Артем, не против, сходи. А я, наверное, приму таблетку снотворного, устала очень... Ты найди мне мою сумку: снотворное в ней.
Я поднял с пола черную, кожаную сумку и протянул матери:
– Держи. И не скучай. Я быстро!..
И когда я только поставил ногу на деревянную лестницу, мать вдруг громко окликнула меня:
– Артем!
– Что такое?
– Нет... Ничего... Смотри, не сорвись с лестницы...
– Не беспокойся... Мама, что это? Ты плачешь?..
– Раны болят... Вот и плачу...
– Гм... Врача я не нашел, но вернусь, разожгу побольше свечей и сам почищу твои ранки.
– А давай утром?... Я приму снотворное и хочу поспать...
– Давай... Только в туалет все равно вставать придется…
– Я люблю тебя…
– И я тебя, ма...
... Когда я вернулся с коробкой освежителя воздуха, мама уже спала, отвернувшись к стенке. И я обрадовался: пусть наберется сил. За ночь я девять раз "сходил в туалет", а мама ни разу не проснулась. Утром я решил напоить ее чаем:
– Мама, просыпайся, будем чай пить. Тебе черный или зеленый? Мама!...
... Я взял ее за плечо и перевернул на спину: она была мертва. Я осторожно извлек из ее холодных пальцев записку и поднес к огоньку свечи. Она была написана до боли знакомым материнским почерком на листочке из маминого блокнота: "Сыночек мой дорогой! Я ухожу, не хочу быть тебе обузой. Я все поняла... Ты сказал, что произошла авария в аммиачном цехе, но я ни разу не почувствовала запаха аммиака... У тебя нет зеркала, а потому ты не можешь видеть, что у тебя на голове за сутки образовались огромные проплешины, а на щеках небольшие язвочки. У нас с тобой понос и кровавая рвота. Сынок, я ведь не могу не понимать, что это последствия лучевой болезни. И на нас вчера скинули атомную бомбу. президент все-таки нажал ядерную кнопку. Я знаю, что ни папы, ни Виталика с Володей уже нет в живых. И мы с тобой тоже обречены. Я безумно боюсь того, что ты можешь уйти раньше меня, ибо чаще выходишь на радиоактивное пространство. Это намного страшнее, чем моя личная смерть. Я не знаю, что сказать тебе и чем помочь? Все, что могу сделать – это уйти и не терзать тебя своими проблемами. У меня упаковка снотворного, я сейчас выпью ее и все. Я люблю тебя. Не плачь! Когда ты будешь читать эти строки, я уже буду рядом с нашими, на небе. И мне будет хорошо и спокойно. И скоро все мы будем вместе. Прощай. Твоя мама."