Читать первую часть рассказа
***
... Клик – клок – клюк – тинь! Клик – клок – клюк – тинь! Клик – клок – клюк – тинь!.. Тихая музыка капели разбудила меня. Я с трудом открыл глаза и натянул простыню до подбородка: было зябко и сыро, где-то в углу капала вода с потолка. Полежав еще минут пять и окончательно проснувшись, я поднялся, подошел к кровати, на которой лежала мать, запалил свечу и присел на какой-то обшарпанный деревянный ящик. Мама открыла глаза и кивнула:
– Доброе утро...
– Здравствуй, мама...
– Как спалось?
– Хорошо. А тебе?
– А я только к утру уснула. Раны очень болят...
Я погладил ее по седым волосам:
– Сейчас сменим повязку. Я сегодня постараюсь найти врача и мы попробуем почистить ранки.
– Хорошо бы... А то совсем я устала от боли...
...Ядерная атака случилась три дня назад. В тот момент мы с мамой находились в поселке Жукова, на краю города. Здесь жила ее школьная подруга, Ольга Алексеевна. Я привез маму на Жукова около одиннадцати, а вечером, часов в шесть, приехал забирать. Летчик (или ракетчик), по всей вероятности, промахнулся – и эпицентр взрыва оказался где-то в районе Старой Софиевки. От смерти нас с матерью спасло то, что перед самым отъездом Ольга Алексеевна, которая жила в большом старинном особняке, сказала, что не отпустит подругу, пока не одарит ее консервированными маслятами. Мама долго отнекивалась, но, в конце концов, сдалась – и мы втроем спустились в огромный погреб, заставленный всевозможной консервацией. И в момент, когда женщины начали вертеть в руках пузатые банки, прогремел страшный взрыв... Ударная волна была такой силы, что Ольга Алексеевна погибла мгновенно от разрыва сердца. Когда я пришел в себя, то лежал в кромешной темноте, в огромной кисло-сладкой луже из томатного сока и компотов. Я несколько раз позвал маму, но она не откликалась. Щелкнув зажигалкой, я увидел перед собой ужасную картину... Я дополз до матери и прощупал пульс: она была жива. Потом добрался до Ольги Алексеевны и понял, что ее больше нет с нами... Надо было понять, что же произошло там, наверху?
Я с трудом встал на ноги, и, покачиваясь, добрался до деревянной лестницы, ведущей наверх. Когда я вылез из люка – мне, подполковнику запаса, сразу все стало ясно: началась третья мировая война; она же первая ядерная; она же – последняя. Я обхватил голову руками, присел на корточки и заплакал: людской род доживал свой век, цивилизация покидала Землю, человечество заканчивало свой путь во вселенной... Несколько минут назад на этом месте стоял роскошный особняк, а вокруг него жил, дышал, шумел и развивался целый город. Больше не было ничего вокруг: сплошные развалины особняков и многоэтажных зданий, густой дым, пепел, пожарища, трупы людей и животных, поваленные деревья, перевернутые и искореженные автомобили, тонны битого стекла под ногами и страшное черное небо над головой... Воздух был наполнен стонами и истошными криками тех, кто еще был жив: агония пожирала мой родной город.
Я вернулся в погреб, кое-как сумел поднять наверх тело Ольги Алексеевны и присыпал труп маминой подруги битым кирпичом. Потом, метрах в двухстах от особняка, я нашел развалины ближайшего супермаркета и насобирал там необходимую снедь: свечи, минеральную воду, продукты, активированный уголь и небольшую складную туристическую кровать. Смешанное чувство из стыда и вины жгло мне мозг: в то время, как я, раздирая в кровь пальцы рук, разгребал куски кирпича, щебенку, битое стекло и выискивал среди мусора то, что могло продлить жизнь мне и моей матери, вокруг меня еще живые люди стонали, плакали, протягивали ко мне окровавленные руки и молили о помощи. Но что я мог сделать?! Чем я мог им помочь?! Раненных было не счесть: тысячи, десятки тысяч, а я был один. Если бы я предпринял попытку начать их просто перевязывать, то мне бы понадобились на это тонны бинта и долгие годы. Эти люди были обречены и самым страшным и мерзопакостным в данной ситуации было то, что на фоне их стонов, криков и проклятий, я, как дикий зверь, ковырялся в мусоре и искал в нем еду и питье. Единственное, что как-то поддерживало меня, – это мысль том, что я такой же обреченный, как и они, только мне надлежит уйти в мир иной несколько позже, чем этим несчастным.
Вернувшись в погреб, я запалил несколько свечей, убрал с пола фруктовую жижу, перевязал маму (осколки изрезали ей ноги) и уложил ее на кровать. Придя в себя, она спросила, что же произошло? Я соврал ей, мол, случилась грандиозная техническая катастрофа на кислородном заводе, произошел взрыв в цехе аммиака, погибло много людей, а в городе огромные разрушения. Но нам в помощь уже едут десанты спасения и вскоре жизнь в городе будет восстановлена. А пока несколько дней придется пожить в этом подвале. Мама кивнула:
– Ну, хорошо, потерпим несколько дней... А куда делась Ольга Алексеевна?
Я отвел глаза и выдавил из себя:
– Она уехала к дочери... Тот район оказался нетронутым...
– Повезло им...
– Да, очень...
– Сынок, ты бы позвонил папе... Как там они?
Я снова соврал:
– Я уже звонил, мама. Все в порядке у них. Виталика слегка контузило, а у Володи легкое сотрясение мозга. А у отца вообще ни царапинки... Все в норме у них, все в полном порядке.
– Слава Богу. Они придут сегодня?
Я пожал плечами:
– Наверное... Но только город сильно разрушен, дорог практически нет и им очень сложно будет найти нас. Может я сам схожу?..
– Конечно, сходи! А найдешь сам-то?
– Мама, ты забыла, что что твой сын – бывший командир отдельного разведывательного батальона. Конечно найду... Я пошел.
– Счастливо, буду ждать. Только недолго – хорошо?..
... Я шел по пепелищу любимого города, сжав кулаки, и это была дорога в ад. Города, как такового уже не существовало, везде царила смерть, смерть, смерть... Я понимал, что ни отца, ни братьев – Виталика и Володи – уже нет в живых. Наши жены вместе с детьми и внуками перед самым вторжением войск Президента на полуостров, улетели на экскурсию в Прагу, и там им было предоставлено политическое убежище. Я не мог знать, что сию минуту происходит в Чехии, но наверняка, и по ней Президент прошелся ядерной атакой. Вокруг меня, перемалывая колесами трупы и израненные тела еще живых людей, сновали зеленые БТРы; танки безжалостно наматывали на гусеницы мясо погибших и изувеченных; по "фаршу" из обугленной человечины и грязи проходили воинские подразделения, облаченные в ОЗК и противогазы. Гражданские, изредка попадавшиеся на моем пути, были похожи на тени: они брели непонятно куда, словно, не видя дороги перед собой, их застывшие взгляды и перекошенные лица напоминали маньяков из фильмов ужасов. Иногда, то здесь, то там, раздавались автоматные очереди.
Поравнявшись с бывшим ювелирным магазином, я заметил, как трое мужчин выковыривают из земли драгоценности. Я подошел к ним, остановился и покачал головой. Один их них поднял голову и зло посмотрел на меня:
– Чего надо?! Пошел отсюда!
– Мне ничего уже не надо… Как, впрочем, и вам. К чему теперь эти кольца и цепи? Вы с ума сошли?.. Лучше ищите витамины в аптеке, консервы и красное вино. Дольше протянете... Вам сейчас силы нужны, а не драгоценности...
– Слышь, а ну сгинь! Исчезни в тумане!
Наш диалог прервал оклик майора-десантника, с подъехавшего БТРа:
– Внимание! Все четверо ко мне! Сесть на броню!
Мой визави скривил лицо:
– Какая броня, майор, после ядерной атаки? Ты думаешь, что мы бараны? Ты думаешь, не понимаем, что произошло? Третью мировую вы развязали – вот что! Уезжай отсюда, мы теперь все равны перед Богом!
– Не все! – ответил военный и, выхватив пистолет из кобуры, выстрелил навскидку. Мародер упал замертво, пуля угодила ему в грудь. Я поднял глаза на офицера и покачал головой:
– Зачем?.. Он же и так скоро того... Сам...
Десантник словно не услышал меня:
– Все трое! Ко мне! Сесть на броню!
Нас привезли в разрушенному зданию бывшего гарнизонного госпиталя. Майор спешился и приказал всем переодеться в ОЗК и надеть респираторы, ибо нам предстояло вытаскивать погибших из развалин госпиталя, упаковывать их в пластиковые мешки и трупы грузить в бортовой грузовик. Когда я скинул с себя рубаху, майор, примостившийся на расколотом взрывом бетонном блоке, покосился на мою наколку "Спецназ ВДВ" и махнул рукой: "Тебе не надо. Иди, присядь..." и протянул мародерам алюминиевую флягу: "Держите! Здесь спирт, чистый. Примите на грудь, иначе работы не будет".
Я присел рядом с ним и взял предложенную мне сигарету. Майор чиркнул спичкой, прикурил, потом поднес огонек к моей сигарете и горько хмыкнул:
– Хм... Блин, всю жизнь мечтал о таком времени, когда смогу курить "Мальборо" столько, сколько захочу!.. И вот оно настало, это время!.. "Мальборо" под ногами – хоть жопой ешь... Да только недолго теперь курить его осталось... Передохнем скоро все, как собаки...
– Да, согласен, передохнем... Но кто же виноват? Вы же сами пришли на наш полуостров, вас сюда никто не звал...
– Закрой пасть, умник!.. "Сами"... Ты же кадровый военный, не мне тебе объяснять, что такое приказ... Президент запел свою песню:" Наш великий этнос в опасности! Надо спасать наших братьев!". Ну мы и ринулись в бой. А когда сюда прибыли, сразу стало ясно, что вляпались... А куда было деваться? Писать рапорт и проситься домой? Так через полчаса в трибунале очутились бы...
Вдруг майора стошнило. Рвотная масса была вперемешку с густой кровью. Он вытер губы рукавом гимнастерки и сплюнул:
– Тьфу, сука! Это только начало... Лучевая болезнь... Как думаешь, сколько нам отведено?
– На знаю, но думаю, что недели две-три, не больше.... Чем атаковали? Авиабомбой или ракетой?
– Спроси, что полегче... Откуда мне знать? Нам самим даже не сообщили, что будет ядерная атака... Сука, Президент и нас, свою же армию, сделал пушечным мясом....
Он помолчал с минуту, а потом искоса взглянул на меня:
– Ты стрелял в наших по ночам? Скажи честно – партизанил?
Я отрицательно покачал головой. Потом встретился взглядом с майором и ответил:
– Нет, не стрелял. У меня, к сожалению, нет пистолета.... Я резал. Что смотришь? А как бы ты поступил, если бы на твою землю пришел вооруженный агрессор?
– Тоже бы резал... Как баранов... Каждый день... Но тебя я сейчас кончу, спецназ ВДВ, бля... – Он вытащил из кобуры пистолет и наставил ствол мне в лоб. Я усмехнулся и зло сплюнул:
– Да ты дерьма объелся, майор?.. Не смеши. Мы с тобой в ядерном аду, а ты мне смертью грозишь? Стреляй!..
Его вновь вырвало. Он спрятал пистолет и махнул рукой:
– Ладно, проваливай, сука... И так подохнешь скоро, сволочь... На том свете свидимся и завершим разговор...
Я подошел к грузовику, к которому мародеры сносили трупы и складировали их в штабеля. Вперемешку валялись обугленные головы, руки, ноги, обгорелые торсы... Мародеры вынесли очередную порцию конечностей и остановились, чтобы перевести дух. Их качало от ужаса и от выпитого спирта. Я положил одному из них руку на плечо:
– Ну?...
Он низко опустил голову и зарыдал. А потом медленно залез себе в карман, достал оттуда горсть часов и колец, высыпал их на черную землю, со злостью плюнул на золото и медленно перекрестился. Из глаз его катились слезы. Я продолжил свой путь...