Итак, сцена. Небольшое помещение, в которое набилось пара десятков украинцев. Все они внимательно следят за двумя окошками, из которых периодически доносятся отрывистые команды.
Сначала мы стояли в дисциплинированной очереди, но со временем система расстроилась: каждый из нас подходил к окошку по несколько раз, получал очередную порцию инструкций и возвращался назад в "чистилище". В итоге уследить за тем, кто за кем стоял, было совершенно невозможным. Так что каждый раз, когда открывалась заветная створка, все бросались к ней без разбора. Со стороны мы напоминали гусей, бегающих за колхозником с кормом.
В кабинете было душно. На стене висело издевательское объявление с предложением подружиться с этим ведомством в социальных сетях. Над объявлением висел портрет Гаранта… Я внимательно смотрел на него, пытаясь найти в его взгляде хоть каплю жалости к нашему положению. Жалости обнаружено не было, но зато я заметил на его лице след от шоколадной конфеты… Хотя, не исключаю, что мне показалось.
Ведомство в этот день принимало до 12. Поэтому где-то в 11 чиновники нас попросили больше никого не пускать. Выполнить это было не просто, так как все новоприбывшие были "мне только спросить" и "мне только донести".
Мой смартфон, в который я делал заметки для этого поста, угрожающе разряжался… Я смотрел на чиновницу, ловко жонглирующую бланками, амбарными книгами и печатями, и вспоминал, как в прошлом году руководитель министерства, отвечающий за эту вакханалию, жал мне руку и убеждал в любви к iGov.
"Программа зависла!", – как гром среди ясного неба вдруг прозвучал голос чиновника. По кабинету пошел ропот. "Боже, спаси и сохрани!", – вскрикнула женщина в платке рядом со мной и перекрестилась. Бог спас минут через 10, программа заработала. Хотя сохранились ли все данные, не ручаюсь.
Наконец, очередь дошла и до меня. Я получил финальную порцию бланков (попутно удивляясь, какую траву курили те, кто их выдумал), и начал заполнять бумажки.
Вдруг на мое заявление приземлилась корзинка с младенцем – какой-то несчастной маме пришлось взять в этот ад своего ребенка. Тот выглядел безмятежно, протягивая ко мне свои смешные ручки. Я задумался, есть ли шанс, что ему уже не придется проходить через эти процедуры, когда он вырастет. Пришел к выводу, что шансов мало. Но я ему ничего не сказал – пусть еще побудет в сладком неведении.