В мирной жизни я занимаюсь продюсированием фильмов, роликов, клипов, но параллельно с юных лет вела общественную деятельность. Раньше она в большей степени была связана с экологией, детдомами, но случился Майдан, Крым и мы начали принимать в Днепре крымских беженцев, которые сюда ринулись. Активных людей в городе на тот момент было не так много, а пройти по улицам с сине-желтой лентой на рюкзаке – раньше считалось экстримом. За такое могли дать по голове. Впервые на площадь перед ОГА вышло рекордное для Днепра количество людей, и если раньше выходили одни и те же, то после аннексии Крыма появилось много новых. Днепр реально испугался, когда события на востоке начали активно разворачиваться – враг подходил уже достаточно близко, в Красноармейске стояли сепарские блокпосты, но общими усилиями город отстояли. Логистика нашего города построена таким образом, что много чего проходит через наш город. Когда начались первые эвакуации по Донецкой области – это все тоже шло через Днепр. И в какой-то момент от этого движения спрятаться было невозможно, хочешь ты или нет, а все равно будешь видеть здесь военную технику, солдат, проезжающие скорые и так далее.
В Днепре очень быстро образовалось волонтерское движение. Что касается меня, я сразу пошла в военный госпиталь и помогала в хирургии. Но в какой-то момент поняла, что недостаточно просто сидеть и складывать марлю. Я познакомилась с другими волонтерами и за два месяца на миллион с чем-то гривен мы купили многое, что было необходимо раненым. Тогда военный госпиталь был в крайне плачевном состоянии. И то, какой он сейчас, и каким был в 14-м году – это огромная разница, и это абсолютная заслуга всех волонтеров госпиталя и фондов, которые помогали. А дальше началась какая-то глобальная волонтерская деятельность, когда ты не понимал, за что быстрее хвататься: тут раненые военные, там беженцы, в том числе и дети, и люди с тяжелыми болезнями.
Параллельно образовался "Фонд оборони країни", его возглавил мой брат Павел, будучи на тот момент советником губернатора. И он, видя мою бурную деятельность, предложил систематизировать помощь. К фонду подтянулось очень много волонтеров – и мы просто начали выстраивать задачи и закрывать их. Какие-то вещи делались через фонд, что-то нет, но смысл был в том, чтоб убрать хаос.
Каждый брал свой участок работы, мы начали понемногу координироваться. Фонд закрывал большие объемы потребностей солдат. Мы обменивались информацией между собой, что уже сделали, а где еще надо работать. Но потом мы начали заниматься вопросами, почему тех вещей, которые покупаются волонтерами, у военных нет. И деятельность развернулась в двух направлениях: с одной стороны помогать, с другой добиваться, чтоб выдавали то, что уже есть. Помню, однажды мы выяснили, что на одном из складов лежало 20 тысяч берцев, которые не выдавали. Тогда в ход пошли другие рычаги и механизмы, когда ты убеждаешь начальника склада, чтоб он все же начал выдачу обуви солдатам. И так бывало много раз, с абсолютно разными вещами. Был момент, когда мы покупали, как ненормальные, физраствор, марлю, бинты, потому что раненые шли конвейером, особенно после Иловайска. А потом нашли под Николаевом склад, где лежит 2 тонны физраствора и 320 км марли. Эту информацию тайно слила рядовая сотрудница склада, видимо, патриот. А когда мы туда позвонили, спросили, почему это не выдается, нам ответили, что войны же нет, а склад на случай военного положения. Тогда наши волонтеры начали брать заявки в госпитале по раненым ребятам, и получать по этим заявкам необходимое. И вот такая система существует по сегодняшний день. На самом деле, подымать документы, закупки, чтоб понять, что, где есть – это такая работа, которую сложно продемонстрировать. Здесь ты не покажешь ни фото, ни отчеты. Это ежедневная куча звонков, для того, чтоб что-то куда-то скоординировать. И основная загвоздка в этом всем – абсолютно придурочная бюрократическая система. Она должна существовать, но ее надо упростить, так чтоб было и понятно, и быстро. А от ответственности никуда не деться, если ты получил броник, естественно, ты должен за него отчитаться. Прибор ночного виденья – то же самое. И с аптечками, если не было ранения и ты дембель, то передал следующему. Мы же не можем на каждую волну снова сбрасываться. Я недавно разговаривала с одним волонтером, который с самого начала ездит на фронт, он рассказал, что за это время только два человека отдали вещи, которые он им привозил.
В основном я занимаюсь медицинскими вопросами: тренинги по тактической медицине, плюс сбор и выдача аптечек. Когда началась война, все стали тренерами, преподавая, кто на что горазд. Но есть абсолютно понятные и опробованные во всем мире курсы ТССС (Tactical Combat Casualty Care – тактическая медицина). Его придумали натовцы, поэтому не надо изобретать колесо. С аптечками то же самое – за основу взяли натовскую, единственное, чем я ее дополнила – это глазные капли. Правда, в сентябре 14-го года мы поняли, что аптечка не имеет смысла без тренинга. К этому пришли тогда, когда к нам поступали 300 и 200 с нераспакованными аптечками. В итоге тренингов мы провели колоссальное количество, сотрудничая со всеукраинской радой реанимации, которая получила официально право на проведение ТССС курса в Украине. Есть в Днепре человек Денис Сурков – он заведующий детской реанимацией в областной больнице, и как волонтер проводит курсы по тактической медицине. Кроме него тренингами на фронте с 14-го года занимается главврач одной из городских больниц Иван Кондратенко вместе со своей командой. Мы получали очень много отзывов, что и курсы, и наши аптечки спасли жизни и конечности.
Кроме этого мы открыли место отдыха бойцов на вокзале. Днепр был и есть как перевалочный пункт для людей, которые едут из АТО или в АТО, и часто им банально негде дождаться поезда. Я помню, что в мае 15-го года написала пост в Фейсбуке, что встречаемся в фонде и будем решать, кто готов поддержать открытие такого пункта. На встречу пришла куча абсолютно незнакомых людей – и все это вылилось в то, что через неделю мы открылись на вокзале. Мы закупили каких-то там печенюшек, конфеток, чай, кофе, водичку, но за два дня у нас закончилось все, что мы планировали на месяц. В сутки в среднем через пункт проходило до 500 человек. Сейчас в два раза меньше.
Но "трагедия" началась даже не из-за того, что мы не рассчитали запасы, а тогда, когда через месяц я поняла, что мы создали бактериологический котел. Поэтому мы начали покупать специальные антисептики, чтоб обрабатывать поверхности в нашем пункте.
Еще одна проблема, с которой мы столкнулись, – это различные жалобы бойцов на недомогания, поэтому пришлось развернуть мини-аптеку. Девочки, которые дежурят, прошли тренинг по оказанию доврачебной помощи и еще ряд других тренингов, ведь они должны понимать, как вести себя с ПТСРщиками, разной степени буйными людьми, родственниками раненых и погибших, и так далее. (ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство, – ред.)
Где-то через месяц-два после открытия этого уголка, я поняла, что у нас есть колоссальные проблемы – мы не имеем права ни досматривать вещи, ни забирать что-то подозрительное у солдат. Тогда разными правдами и неправдами нам пришлось добиться, что на вокзале сделали пункт ВСП. Должна сказать, начальник ВСП в Днепре адекватный полковник, который пошел нам навстречу.
Сейчас в городе осталось мало волонтерских проектов. Люди начали сыпаться по здоровью: от постоянных простуд до инсультов и так далее. Потому что здесь ты все время находишься в сумасшедшем ритме: не знаешь, когда тебе позвонят, куда ты сорвешься и как закончится твой вечер. Приехал на вокзал, чтоб проверить как дела или что-то привез, а домой попал под утро, потому что кому-то понадобилась твоя помощь – и ты решал эти проблемы. И такое бывает очень часто.
Вокзал – это по сути единственный мой волонтерский проект, который остался. После того, что произошло с "Фондом", энтузиазма немного поубавилось. На данный момент мы дораздаем то, что у нас есть из закупок. А вообще, я понемногу перехожу в другую плоскость: пытаюсь решать бюрократические моменты и заставлять людей выполнять свои функции. Поскольку за эти пару лет я обзавелась немалыми связями, то, когда мне звонят военные и говорят, чего не хватает, я уже понимаю, чье это оперативное командование, кому они подчиняются, и где этот склад находится. Я знаю, куда позвонить, чтоб понять, почему это не выдается, – и делаю я это, пользуясь своим авторитетом. Это похоже на то, как какую-то часть жизни ты работаешь на зачетку, а с какого-то момента она начинает работать на тебя. Я не скажу, что в системе все очень плохо, да, какие-то моменты выстроились, например, эвакуация: тяжелые раненые идут на Мечникова, менее тяжелые – в военный госпиталь, 2-ю рабочую (и ожоговый центр в ней) и 16-ю больницы Днепра. Да, есть достойные офицеры, комбриги или комбаты, которые нормальные, адекватные люди, которые понимают, что они делают. Понемногу что-то меняется, но все равно полно тех, кому лень черкануть какую-то бумажечку – и все, и у бойцов проблемы.
Например, был случай, когда бригада получила аптечки, но у конкретного батальона в этой бригаде аптечек как не было, так и нет, а им на задание идти. Они обращаются к комбригу, он не в курсе, что ребята без аптечек, и что склад просто не хочет им их выдавать, я делаю скрины со всех переписок с волонтерами, военными. И тогда комбриг нагибает всех, кто отказался выполнить свою работу – вот только тогда люди получают аптечки. Как результат – мне уже не надо дергать всех, идти и покупать на кучу денег эти турникеты. Выходит, что я всех состыковываю, а это занимает немало времени. Хотя все равно остается много вопросов, которые продолжают висеть на небезразличных людях – ремонт техники, согревайки в мороз, кофе и т.д. И по волонтерским постам в Фейсбуке ежедневно видно потребности и отчеты.
Мне кажется, что в идеале сейчас те волонтеры, которые занимались войной, должны переключиться на подобные вещи – заставить систему работать. Я всегда говорю киевским знакомым, что у вас там все структуры близко. Пока мы там находимся в каком-то круглосуточном сумасшествии, вы здесь можете идти и решать нужные вопросы. В МО купили форму, которая горит – разбирайтесь, почему. Купили 20 тысяч бракованных броников в 15-м году, тоже надо выяснять и довести публично это дело до конца. Тогда Яценюк публично высказывался, что надо наказать виновных, но этого не произошло. Точно так же никто до сих пор не понес ответственности по иловайскому и дебальцевскому котлам. И вот здесь нужно дожимать систему. Ясно, что в один момент все не заработает, но если не пытаться, то оно никогда не случится.
А вообще, это касается каждого человека – действовать. У нас девочку-волонтера, переселенку из Луганска, обокрал парень, с которым она встречалась. Она написала заявление, а ей в РУВД говорят, что заявление-то приняли, но никто этим заниматься не будет. Я ей сказала, что ты не лапки складывай, а иди в РУВД, снимай на телефон, как следователь отказывается выполнять свои прямые обязанности, а потом мы это все предаем публичности, а иначе – ничего не будет. Публичность – это то, чего боятся все горе-чиновники. Отстаивая публично свои права, ты помогаешь изменить общество и систему.
Когда мы работали в фонде, все время вводили какие-то инновации, тем самым показывая государству, что и как надо делать. Мы создали определенные проекты – как место отдыха бойцов на вокзале, мобильные казармы, и теперь их можно брать, ставить на вооружение и пользоваться. Не надо тратить еще силы и средства на изобретения. Мой брат создал спецподразделение (окремий підрозділ спецзв`язку), связь точно так же сохраняет жизни, как и бронежилеты. Мы с волонтерами сделали ту же продуманную аптечку, поэтому мне бы очень хотелось, чтоб такими проектами занималось государство, плюс поддерживало те, что уже существуют. И если каждый будет не просиживать на своей должности, а честно и ответственно выполнять свою работу, то и деньги найдутся, и результат не заставит себя ждать.
На Майдане был плакат "я крапля в океані ". Каждый из нас – эта капля, которая способна что-то изменить к лучшему. Главное не быть безразличным и безучастным. И отдавать радость куда приятнее, чем получать.
В конце января в Днепре силами Днепропетровской ОГА, нашего исторического музея и волонтеров был открыт "Музей гражданского подвига жителей Днепропетровщины". Я со своей командой делала фильм для панорамного кинозала музея. Считаю, что этот музей очень важен для патриотического воспитания, для понимания всеми, что происходит в стране, и памяти тех, благодаря кому мы живы.
 | Наталья Хазан – волонтер благотворительной организации "Фонд оборони країни", которая занимается сбором благотворительной помощи для воинов АТО. В 2015 году властями были организованы обыски в офисах фонда в рамках дела против лидера партии "УКРОП" Геннадия Корбана, который тоже имеет отношение к фонду. |
07.12.23, 12:16 
361 
0
В Днепре открыли мобильную выставку, показывающую работу волонтеров 
Наверх